Женский журнал Надежда

Я ненавидел как и ты то, что связало меня. Я хотел остановиться, но даже ты не останавливала меня. Ведь ты знала, если я был не таким, ты бы не любила меня. Я видел всех наших детей (всю дюжину) и знал, что так будет. Я всегда отвечал тебе «Да». Ты ведь не говорила «Ты прекратишь это». Ты говорила «Делай, милый, то, что ты хочешь.» Я не вернусь. Хотя ты всё еще ждешь меня. Ты еще не знаешь что ты беременна, и что наш первенец окупит с лихвой всю дюжину. Ты возненавидишь гонки, а сын будет тянуться к запаху машинного масла. Ты будешь до последнего момента скрывать от него, кто его отец, что бы он не пошел по моим стопам. И ты права.

Эти 36 кругов. 36 кругов лидерства. Только ради того, что бы знать что ты первый. Глупость? Да. Куда я мчался? Да. Ты же знала что эти круги бесконечны. Ты же понимала что 12 поломанных ребер это тоже не шутка. Но блеск в моих глазах убил здравый смысл. Ты влюбилась в этот блеск и жила ради него. КАК я мог лишить этого Блеска Тебя?
Да — теперь уже не стоит знать. За чем я гнался. Да — теперь я убил этот блеск вместе с собой. Да, ты думаешь, что жизнь остановилась. Но у этой гонки не стоп-кадра, как и нет перемотки. Этот лента пуста, как трибуны без зрителей. Строй на ней, наконец, то, что ТЫ хочешь, а не то, что там за тебя видят другие. Я тебя освободил от этой глупости. Только не гонись сильно быстро. Там всё равно нет конца. А только бортики, ржавые и жесткие. И поверь лучше так — чем было остаться с переломанной шеей. И без блеска. Без этого блеска. Ради которого стоит жить, и ради которого не стоит быть первым.

Замерзшими руками, она открывала сумочку. Снежинки растворялись на её щеках и били всё сильнее и сильнее. Хотелось покусать губы, и, наконец- то, понять как она могла выйти без перчаток.

— Зима, я ненавижу тебя.
Она кричала. Потому, что больше ничего не оставалось делать. И больше некого было ненавидеть. Ключи она всё-таки оставила. Вышла из дома, засунула руки быстрее в карманы, прошла пять метров и внезапно поняла, что ключей в кармане нет. Но возвращаться было неохота. Холодно.
— В сумке… В сумке… Они ДОЛЖНЫ были быть в сумке….
Она так думала. И сейчас она так себе шептала. Как будто от этого они там могли появиться. Она знала, что они оказались бы в сумке только если бы она вернулась сразу. Зимние сумерки уже стирали черты города. Снег становился всё противнее. А зима становилась всё больше похожа на нечто более противное чем, новый год 1-го января.
Он с утра еще был, дома. Он там так лежал, словно ежик, уснувший под деревом. Она боялась его поцеловать с утра. Она не знала почему мужчины за ночь могут стать такими колючими. Она просто смотрела, на него и улыбалась. А ключи лежали на столе и смотрели на неё. И вот теперь ни ежиков, ни ключей.
— Будить не хотела… Теперь мерзни…
Она шептала. Что бы еще чувствовать губы. Он шел к ней. Всё такой же небритый и дико мучащийся вопросом. Во сколько она придет с работы. И что он скажет ей.
Она увидела его и перестала шептать, перестала говорить. Она смотрела на него и только открывала рот, заглатывая воздух. Ветер дул в лицо её. Ему ветер дул в спину и сдувал последнюю шапку.
— Ты, наверное, забыла их утром?
— Спасибо. Большое спасибо. Как ты догадался?
Руки перестали дрожать, мозгами она уже была дома и ставила чайник.
— Не знаю.
Она открыла дверь, а он всё стоял и держал шапку. Она зашла в подъезд и поднялась. Быстрее домой к себе домой. Какое это счастье, как было глупо не догадаться, что он вернется. Она сняла пальто побежала на кухню, зажгла спичку и поняла… Он не пошел за ней… Обожгло палец. Быстрее назад… Сапоги… К черту сапоги, в тапках. Третий, второй, первый.. Замок.. Холодный замок на подъезде. Который всегда захлопывается.
Всё этот же миллион снежинок. Всё этот же ветер в лицо.
— Где ты?
Его не было. Поставила чай. Хотелось покусать губы. Она посмотрела в окно. Мороз съел кусочек деревьев. А пурга всё остальное.
— Зима, я ненавижу тебя.
Она кричала. Потому что больше ничего не оставалось делать. И больше некого было ненавидеть.

Действующие лица:

Большая смерть. Маленькая смерть. Глупая Судьба. Девушка.

Ветер обдувал её лицо, что-то ломило вены. Неудержимо хотелось пить. Она шла. Она шла на встречу. Под ногами мокрый песок, говорил ей, что пора остановиться, но она шла. Она шла на встречу. Ветер подгонял облака. Сейчас ими накроет землю. Но она продолжала идти.
— Сколько времени осталось ей?
— Два часа. Может быть больше.
— Но она же дойдет до конца.
— Конца нет. Как нет и того навстречу с кем она идет.
— Почему?
— Потому – что ты задаешь очень много вопросов.
Она продолжала идти. Дождь намочил её волосы. Она щурила глаза от ветра. Но она шла.
— Судьба глупа. Судьба знает, что она не дойдет, но ведет её вперед, почему? Почему? Ответь мне.
— Потому – что Ты задаешь Очень много вопросов.
Она не могла дышать. Ветер дул в лицо. Судьба опять обманет её. Судьба опять вертит ею.
Судьба опять говорит за неё.
— Два часа. Она выйдет на причал, и ты встретишь её. Только не смотри ей в лицо. Люди не любят когда Смерть смотрит им в лицо. Люди могут испугаться Тебя. А ты еще молода и это твой первый человек.
— Она так молода. Мне так повезло. Мне жалко её. Почему Судьба посылает её ко мне?
— Было бы сильно просто — встретить бабушку и одарить наследников большим наследством. Ты ведь послушная девочка. Иди встречай её.
Она упала. Ветер сдул её. Двадцать шагов до причала. А там никого нет. Ноги в песке, в мокром песке. Какая соленая вода, на лице, на губах. Соль. Как прекрасно остаться здесь. Как прекрас- но, что там никто не встречает. Какая была глупость пойти к нему. Именно сейчас. Судьба опять обманула её. Что-то рядом. Кто-то рядом. Как хочется захлебнуться, только непонятно зачем. Ведь завтра новый день. И он не нужен ей. Завтра новый день.
— ТЫ вернулась? И ты улыбаешься?
— Она так прекрасна, Судьба зря меня к ней отправила я не возьму её с собой. Она прекрасна, она молода. Завтра новый день.
— ТЫ не взяла своего первого человека? Ты провалила первый экзамен? Я уговаривал Судьбу, что бы тебе досталась молодая девушка. Ты так любишь всё красивое.
— Спасибо тебе, но я люблю не только всё красивое, я люблю всё необычное. Я люблю делать глупости. Я бы лучше пришла бы к тому молодому человеку, но Судьба пожалела его. Она прекрасна, она уже выходит из моря и идет к причалу.
Она уснула здесь в домике рыбака, у причала. Как прекрасно спать в дождь. Ей все время каза- лось, что кто поет. Так тихо и ласково. Так тихо, что становилось жутковато.

Тихо, очень тихо. Я не понимал даже куда делся стук часов, такой всегда ровный и такой незаметный если не прислушиваться. Но я прислушивался. Так, на счет три открыть глаза. Раз, два… стоп. Вчера я уходил не домой. Совсем не домой. Куда же я уходил. Трава. Сосны, такие помню огромные. Закрывали всё небо. Неужели я у неё. Неужели я дошел до неё. Тогда почему никто не сопит в ухо. Почему я вообще ничего не слышу.

Темно. Окно огромное. Шторы. И эти сосны. Там за окном, точнее их силуэты. Отлично, я уже слышу ветер. Еще не всё потеряно сосны на месте. Голова не болит. Но помню плохо. Сколько же времени черт, подери. Этот запах. Еще лучше я что то унюхал. Запах чего то свежего. Стоп. Теперь уже всё. Всё. Достаточно двух минут. Что бы понять. Вчера мы положили свежее белье, вчера я выпивший но до безумия трезвый перся, сюда. И сердце выколупывалось из груди и гремело мне что это случилось. Остальное. Остальное уже не так важно. Но Боже мой, она совсем не моя любимая девушка. И вообще где она?
Остальное было не важно. Ожидание праздника лучше самого праздника. Пока я тогда шел, я передумал всё на свете. Как просто всё было вчера. После двух месяцев общения на вы. Один вечер. И её нет. Что я здесь делаю? Эти сосны. Этот поцелуй. После которого сохнет в горле. И что-то давит на грудь. Один вечер и два месяца к черту. Нельзя было сделать это сразу? Нельзя было в конце концов спросить? Ты понимала. Ты всё знала. ТЫ захотела этого вчера чуточку больше и это случилось. Но почему так. Так безумно. Эти сосны. Три метра до подъезда и ты заревела. А я, глупое животное, пошел прочь и только твой голос остановил меня. Мог бы и подумать прежде чем обернутся. И сказать себе то, что твердил очень долго. А зачем?
Это не твой дом. Тут живет еще кто-то, и я даже не знаю кто. Поэтому ты искала свежее белье. Твои ноги. Я никогда не думал, что женским ногам можно уделять столько внимания. Давит на грудь от одних мыслей. Как это всё было недавно. Час, два, три. Как бы теперь уснуть. И эти нелепости.
— Ты мне прикусила губу..
— Молчи. Молчи и не останавливайся.
Я думал, ты меня совсем покусаешь до полусмерти. Как бы уснуть. Как бы забыть это всё завтра. Как бы ты не подумала, что испортила мнение о себе. Боже мой, столько времени думать об этом про себя и потом попрекать себя за то, что сделала и не подумала. Странная женская логика. Как бы уснуть. Ой.
Рассвет. За этими соснами всё-таки есть немножко неба. Нет, пойду. Автобусы уже ходят. И уже не темно. Ни записок. Ни бокалов. Куда всё дела? Куда сама делась? Какая разница, я всё равно тебя просто увижу. Это всё твоё. Что было. Возьми это себе, ты так много думала, что бы это у тебя было. И так не скоро поняла, что это всё уже у тебя есть. Глупая.

Шарф

В доме был запах чего-то старинного и очень приятного, будто давно тут стоял камин, и запах еще остался. Какая то старинная лампа, с обалденным абажуром и такой теплый свет. Он падал ей на плечи. Она сидела и молчала. Не надо было, так. Я знал, не надо было. Надо было хоть как хоть что, но не так. Очень глупо не доделывать до конца. Еще более глупо, потом жалеть что доделал. Всё. Уже всё. Теперь у неё и у меня есть по кусочку друг друга.

— Возьми это. Я давно хотела отдать, но было как-то неудобно.

Я узнал. Свой шарф. Какая глупость. Отдать его именно сейчас. Неужели она всё-таки уйдет. Неужели она решила. Я не хотел. Теперь уже поздно думать. Теперь должно быть всё, не так. Мысли бесились. А сердце радовалось. Что она рядом что она не молчит. Что она уже давно решила всё совсем наоборот. Что шарф она отдает потому что он просто ей не нужен.

— Я тогда вспомнил только через три дня где я, оставил.

— И вернулся…

Сказали мы хором. Вернулся что бы забрать его. А потом забыл опять. И в третий раз приходил уже — к ней, а не за шарфом. А потом….

— Зачем ты сказал, что я не буду ждать тебя. Ты же знал что буду

— Нет. Не знал. Я много чего тогда не знал.

Её плечи. Зачем всё так. Ветер ломился куда в стекла, и становилось еще более одиноко. Я подошел к окну.

— Налей мне.

— Прости. Слышишь? Я догадывался. Но верить не хотел, не тебе, не себе так было проще. Понимаешь. А теперь сам делаю то во что, не верил. Прости.

— Мне не больно. Мне просто обидно. А сейчас. Сейчас, спасибо тебе. Только не приходи больше.

За окном заметало последние следы, которые я оставил когда шел к ней. Снег блестел, от фонаря, который трясло ветром около дома. Я налил. Себе и ей. Только она не заплакала. Только не слезы. Я выдержу всё только не слезы. Я обернулся. Она кусала губы. Нет. Нет. Нет. Перестань. На, возьми вино. Только не слезы. Я передал ей вино. Она подняла глаза. Счастливые и нежные.

— Я не буду плакать. Это всё равно ничего не изменит. В детстве, я нашла больного щенка, и откармливала его в подъезде, а он стал умирать. Понимаешь, я носила ему молоко. Я никому его не показывала. Я не хотела что бы его все жалели, я хотела показать его всем здоровым и умным. А он стал умирать. Я плакала. Мне было больно. Я хотела поменять всё но не могла. Плакала и думала, если мне так больно он должен выздороветь. А он умер. Слезы ничего не меняют. Только не приходи больше. Если бы я того щенка не взяла, хотя бы мне не было, так больно. Не приходи.

Сейчас этот ветер выбьет к черту все стекла. Как просто всё менять. И как сложно потом думать об этом. Как сюда не приходить? Слезы ничего не меняют. Только не чужие. Если бы тот щенок понимал эти слёзы, он бы никогда не умер. И не приду. Как хотелось. Разбить эти стекла. Я –подошел к ней она накинула, уже ту огромную рубаху, что так шла ей вместо халата и сказала.

— Пойдем ужинать?

— Пойдем.

Сейчас она поставит чайник. Я нарежу колбасы на омлет. И мы поедим. Она всё решила. Она знает что я всё равно опять забуду этот шарф. Она еще сомневается что я давно подарил его ей и возвращаюсь, что бы забрать её или остаться здесь. Навсегда. С этим абажуром. Что бы отогреть ей сердце, что бы целовать её нежно и ласково. Что бы видеть эти плечи и резать на кухне колбасу. Просто она не знает. Она много пока чего не знает. Но догадывается, ей так этого хочется. Я посмотрел ей в глаза и подал шарф.

— Отнеси его в коридор, а то вдруг опять забуду.

Когда ноги растут от коренных зубов – это аномалия, должно быть немного тела. Если женщина этого не понимает, у нее нет шансов стать моей любимой. Моя любовь растет во мне.
Руслана этого не понимает. Она живописно раскинула бескрайние ноги перед моими глазами и ждет. Ладно, ноги – она же и коренных зубов не прячет. Руслана – первая красавица фирмы, что ей от меня надо? – я не могу на это пойти. Я целеустремленный человек, я хочу карьеры, я хочу стать заместителем Павла Петровича, а это вряд ли возможно, если крутить вензеля с его секретаршей. Руслана не хочет слушать разумные речи опытного человека, она бросается на меня как кошка. Ничего, любовь никуда не денется.
Ну хорошо, хорошо, поцеловались и хватит.
Ну ладно, раздевайся, только быстренько.
Тьох-тьох, видтьох-тьох. Соловей щебечет.
Ну вот, так я и знал – в комнату забегает толпа папарацци, толчея, суета, гвалт, вспышки фотоблицев, микрофоны, назавтра во всех утренних газетах крикливые заголовки, на снимках, крупно – мои захватнические руки под юбкою секретарши, стыд и позор.
Нет, показалось, никто не прибежал, секс с Русланой остался незамеченным, утренние газеты выходят без сенсаций, публикуя второстепенные новости – война в Чечне, выборы президента.
Моя личная жизнь никого не интересует – просто беда. Моя любовь остается со мной.